Год обезьяны - Страница 20

— Коньяк был уже на столе? Или он его откуда-то принес?

— Бутылка стояла на столе. И рядом были рюмки. Я отказалась пить, не люблю коньяк, он такой горький. Измайлов только рассмеялся, когда я отказалась пить. А вот когда я о Вике начала говорить, он сразу изменился в лице, помрачнел и сказал, что не хочет больше о ней слышать. Вот тут меня словно прорвало. Я ему все и сказала. И про ребенка, и про состояние Вики. Она руки на себя наложить готова, а он сидит таким каменным истуканом и говорит, что не хочет ничего о ребенке слышать. Я ему все высказала. Он даже немного испугался, или мне так показалось.

— Он не знал о ребенке?

— Знал, конечно. Но он советовал ей сделать аборт. Когда мужчина говорит такие слова, я готова задушить каждого из них. Значит, получает удовольствие, спит с женщиной, а как только нужно отвечать за последствия, сразу в кусты. И говорит — сама делай аборт. Он не понимает, что у нее после этого вообще может детей не быть. Или нарочно гробит девушку, чтобы она к нему больше не приставала. А ребенок? Как можно делать аборт живому существу? Он ведь все видит и понимает. Вы знаете, у нас в Питере показывали фильм про аборты. Нам всем, студенткам-медикам, тоже показывали. Так вот, ребенок плачет, когда его хотят вытащить и убить. Он начинает чувствовать и плакать. Я когда это увидела, чуть с ума не сошла и решила поехать к Фамилю и все ему рассказать. Но он даже не захотел меня выслушать до конца. Тогда я сказала ему, как это называется, хлопнула дверью и вышла из квартиры. А потом долго ревела в машине. Хорошо еще, что водитель моей мамы ничего не сказал следователю, иначе тот бы точно решил, что это я зарезала Фамиля.

— Все?

— Мне больше нечего рассказать. Я просто хотела увидеть родственников Фамиля и объяснить им, что там случилось. Я его, конечно, не убивала. И ушла, оставив его одного.

— Может, после вас приехала сама Виктория и тоже решила объясниться со своим ветреным другом? А их разговор мог перерасти в ссору. А когда молодая женщина в таком состоянии, она вполне способна на необдуманные действия.

— Нет, это не Вика, — сразу заявила Наталья. — Она лежит в больнице уже вторую неделю. На сохранении. Мы ее с таким трудом уговорили. Я еще и поэтому поехала туда, подсказать, чтобы он в больницу поехал ее навестить.

— И когда вы ушли оттуда, он был жив и здоров?

— Конечно, — кивнула она. — Я и следователю так сказала. Просто не хотела рассказывать про Вику, чтобы ее не трогали в больнице. И не сообщали ей о смерти Фамиля. Ей и так сейчас нелегко.

— Следователю нужно говорить правду, — несколько назидательно произнес он.

— Какое отношение имеет Виктория и ее ребенок к этому следователю? — сразу спросила она. — Я ведь хотела ее защитить, а не угробить.

— Но теперь вы под подозрением. И если вы не скажете следователю правды, то он будет считать, что именно вы вошли последней в квартиру Измайлова и нанесли ему роковой удар.

— Его убили в десять, — повторила Фролова, — а я за час до этого уже была дома. Можно легко проверить, опросив водителя, что следователь и сделал. Зачем ему знать про Викторию.

— И вы подумали, что будет лучше, если вы расскажете эту историю родственникам погибшего?

— Конечно, подумала. Это ведь ребенок Фамиля. Представляете, как они будут радоваться, когда узнают, что от их сына кто-то остался.

— В данном случае, я думаю, они радоваться не будут, — грустно произнес Муслим.

— Вы тоже меня не понимаете, — огорчилась Наталья, — а я думала, что вы обрадуетесь. Это так здорово, что у них остается ребенок. Радоваться нужно, а вы говорите мне какие-то глупости о следователе.

— Это не глупости, Наталья, — устало возразил он. — А вы уже взрослый человек и должны понимать все возможные последствия. Он не был официально женат и уже не сможет подтвердить факт своего отцовства. Конечно, можно провести экспертизу на ДНК, но это займет много времени, а родственникам важно его похоронить как можно быстрее. Затем другие обстоятельства. Он был дипломатом и не являлся гражданином Российской Федерации. А ваша родственница наверняка гражданка России. Здесь тоже могут появиться различные мнения и толкования. Я уже не говорю о том, что вам и вашим родственикам могут предъявить обвинения даже не в убийстве Измайлова, а в угрозах и шантаже…

— Я его не шантажировала, — возразила Фролова, — я ему только сказала, что он будет негодяем, если откажется от своего ребенка и от Вики, которая его любит. Но он в ответ только рассмеялся.

— Вот видите. Он сам всерьез не воспринимал свои отношения с вашей троюродной сестрой. А вы хотите, чтобы этого ребенка приняли родственники погибшего. Боюсь, что им это сделать будет даже труднее.

— Отсталые люди, — махнула рукой Наталья, — просто «дети гор», как говорят в таких случаях. Почему вы не радуетесь ребенку, который остался после смерти Фамиля? Это такое чудо…

— Для отца чудом было бы воскрешение его сына. Но оно невозможно. Что касается ребенка, то думаю, что со временем, когда боль от потери сына несколько стихнет, им можно будет деликатно рассказать об этом ребенке.

— Вы ничего не поняли, — поднялась Наталья. — Я думала, что вы обрадуетесь и будете еще меня благодарить. А какой вы родственник Фамиля? Со стороны отца?

— Нет, со стороны матери, — соврал он.

— Давайте мою дубленку, — потребовала она. — Я больше не хочу с вами разговаривать.

Он достал из шкафа дубленку, протянул ее гостье. Она начала быстро одеваться.

— Вам помочь? — спросил Муслим.