Год обезьяны - Страница 45

Он тогда подумал, что все так и должно было быть. Она уже привыкла к той, другой жизни. К западным магазинам, к западному комфорту, к их сытости и обеспеченности. Ей было бы сложно приехать в город, в котором происходили такие потрясения в начале девяностых годов. Ей было бы сложно и неуютно. Постепенно он успокоился. Боль от расставания все еще сидела в нем уже стирающимися воспоминаниями. Он был уверен, что больше никогда не увидится с Верой. Никогда не узнает, что с ней произошло и за кого она вышла замуж во второй раз.

Две его невероятные поездки в Ленинград и Санкт-Петербург по существу стали самыми яркими воспоминаниями его жизни. Даже не Афганистан, где его дважды ранили. Даже не его женитьба и рождение дочери, даже не его двадцатилетняя работа в прокуратуре. Две невероятные поездки в Северную столицу. Встреча с неизвестной женщиной в гостинице «Москва» летом восьмидесятого и встреча с Верой Клименко зимой девяносто второго. Обе встречи произошли в кармические для него года, когда ему исполнилось соответственно двадцать четыре и тридцать шесть лет. Может, поэтому он так удивился, когда ему объявили, что он снова должен поехать в Санкт-Петербург. Может, поэтому он так охотно сюда прилетел. Третьей встречи уже не могло быть, для этого он был слишком опустошен всей своей предыдущей жизнью. Но третья встреча могла состояться, ведь год две тысячи четвертый тоже был для него кармическим. И поэтому он летел в Санкт-Петербург с неким ощущением возможного чуда. Которое и произошло, когда он встретил Веру. Но он еще не знал, что в жизни бывают и более невероятные совпадения.

Глава 10

«Между людьми, родившимися под знаками Обезьяны и Собаки, возможны некоторые отношения. Однако они мимолетны и не носят устойчивого характера. Это проблематично еще и потому, что они оба циники. И поэтому у них нет иллюзий в отношении друг к другу».

(Из восточного гороскопа)

Они смотрели друг на друга и не понимали, что здесь происходит. Не понимала прежде всего Вера Дмитриевна Радволина. Она стояла между ними и переводила взгляд со своей матери на Муслима. И обратно на мать.

— Что происходит? — спросила она. — Почему вы так замерли? Вы разве знакомы? Что случилось?

Муслим стоял, словно пригвожденный к полу. Даже если бы в помещение ударила молния и появился сам ангел с крыльями за спиной, то и тогда он был бы удивлен гораздо меньше, чем одним словом, которое произнесла Вера. Она сказала: «Мама». Эта женщина, которая стояла перед ним в таком элегантном пальто и изящной шляпке, была той самой Женщиной, с которой он встретился далеким летом восьмидесятого года. А стоявшая чуть ближе Вера была ее дочерью и той самой женщиной, которую он любил холодной зимой девяносто второго. Все смешалось в его голове.

— Это вы? — спросил Муслим, обращаясь к матери Веры. — Неужели это вы, Марина Борисовна? Сколько лет прошло с тех пор?

— Двадцать четыре, — сразу ответила она, — наша встреча произошла в год Московской Олимпиады, если вы помните. Ровно двадцать четыре года назад.

— Мама, кто этот человек? — спросила Вера Дмитриевна. — Ты можешь мне что-нибудь объяснить?

— Это тот самый мужчина, о котором я тебе рассказывала, — пояснила мать, глядя на Муслима, — тот самый молодой офицер, который должен был получить назначение в Афганистан. Мы увиделись с ним летом восьмидесятого в отеле «Москва».

— Ты говорила, что он погиб, — дрогнувшим голосом произнесла Вера Дмитриевна. — Я точно помню, что ты так говорила.

— Я наводила справки, — ответила мать. — Мне сказали, что он получил тяжелое ранение и умер в госпитале. Я даже получила официальное извещение…

— Это был другой Сафаров. Григорий Сафаров из Ростова-на-Дону, — пояснил Муслим. — Его похоронка пошла к нам домой, а мое письмо отправили его родным. Потом все исправили и разобрались, где и какой Сафаров.

— Ты никогда не говорила мне, как его зовут, — мрачно произнесла Вера.

— Зачем? — спросила мать. — Он оставался только в моей памяти. Я была уверена, что его убили.

— А он воскрес и вернулся к нам через двенадцать лет, — нервно произнесла Вера. — Если бы ты тогда назвала мне его имя, возможно, у нас ничего бы не было.

— О чем ты говоришь? — повернулась к ней мать. — Это тот самый мужчина из Баку, с которым ты встречалась?

— Да, — безжалостно произнесла Вера, — это тот самый. Если бы ты сказала мне его имя, возможно, все было бы иначе…

— Но ты тоже не говорила мне, как его зовут, — возразила мать. — Я думала, что он гораздо моложе. Но как такое могло произойти? Сколько ему было тогда лет?

— Когда мы с ним встретились, мне было только двадцать восемь, а ему тридцать шесть, — быстро произнесла Вера. — Значит, тебе тогда было уже сорок шесть. А когда вы с ним встречались, тебе было… тридцать четыре года, мама, ты была на шесть лет моложе меня нынешней. И ты, — обратилась она к Муслиму, — ты спал… с моей матерью. И после этого посмел встречаться со мной.

— Я не знал, что она твоя мать, — ответил он, чувствуя себя участником какого-то дурацкого водевиля. — Мне было тогда двадцать четыре года, — напомнил Муслим, — а когда я встречался с тобой, мне было уже тридцать шесть лет. И это был мой год. Год Обезьяны.

— И он приехал сюда снова, — ужаснулась Вера, — в третий раз, мама. И первый человек, с которым он встретился, была Наташа.

— Он с ней уже переспал? — спросила гораздо более циничная мать.

— О чем ты говоришь, мама! — повысила голос Вера. — Как вообще ты можешь предполагать подобное?